Написание статьи было приурочено к открытию персональной выставки Вячеслава Агалакова «След улитки». Выставка проводилась в галерее «Невограф» с 18 по 31 марта 2000 года.
Вячеслав Агалаков стал писать картины не так уж рано — в 25 лет, когда уже было что сказать, да и талант — теперь очевидный — требовал своего проявления. Может быть, поэтому уже в первых работах были видны зрелость и определенность художественной эстетики. Во всяком случае, о первых его опытах такой строгий судья, как художник Родион Гудзенко, отозвался предельно категорично: «Думал, что будет хуже».
От тех времен сохранилось два автопортрета. Тот, что выстроен в зеленоватой гамме (1986/87), еще несколько скован стремлением передать выразительность мимики и взгляда. Другой (1989), где лицо с трудностями проявляется в фактурных напластованиях, — безоглядно смелый.
В обозначившемся диапазоне читалось много возможностей, но главное было уже заявлено: ощущение радости живописания при стремлении передать отношение к натуре.
Отказавшись от крайностей натурализма и абстракции, художник органично воспринял способ передачи мотива, узнаваемого без подробностей, когда ритм свободного мазка или сопоставление цветовых пятен и плоскостей придает ему свойство состояния. Сам художник признается, что ему всё равно что писать, лишь бы передать состояние. Разумеется, это преувеличение, но симптоматическое. Например, пейзаж (как жанр) явно преобладает в его творчестве — причем пейзаж деревенский, природный. И если знать, что пейзажи он пишет только с натуры (а они действительно хранят свежесть первого впечатления), то можно вообразить те физические трудности, с которыми сталкивается художник в поисках места и самого писания картины. Бродя по талому снегу или гребя в лодке против течения, он наконец находит нужное место — где хорошо — и старается передать это настроение. Мягко уходящая вдаль река с уютным «задником леса», останавливающим взгляд, покойный передний план — всё неяркое, неброское, родное и немного грустное. Что ж, хорошо без грусти не бывает… В этих пейзажах ощущается трепетное отношение автора к Божьему творению — Природе, полной своей удивительной тайны жизни.
В городском пейзаже художник позволяет себе порой и «метафизические» обобщения. В произведениях, где мотив создает он сам, без особых физических трудностей — натюрморте и интерьере — больше «умозрительных» красот и спокойной уверенности мастера.
Подчас художник как бы смешивает жанры: интерьер с пейзажем в окне или, например, внушительные «Стулья», которые можно считать одновременно и интерьером и натюрмортом (а может быть, и… портретом). И написаны они с таким живописным темпераментом, так «вкусно», что совсем не тянет раскапывать там что-либо «символическое». Хотя иные его натюрморты своими «сюжетами» и «странным» цветом дают для этого повод…
Наверное, есть внутренняя логика в разном отношении к тому, что делает Вячеслав Агалаков. Она — в емкости личности художника, вызывающей приязненный интерес к его творчеству среди наших любителей старинного искусства живописи.
Отправить ответ